- Как художница из Батайска оказалась в Чикаго?
- Мы долго жили с мужем и ребенком в Ванкувере в Канаде. К нашему удивлению, в Ванкувере профессиональная жизнь оказалась очень локальной, замкнутой на местное сообщество. Там красивая природа, город гуманный и удобный, и идеальные условия для жизни, но нет пространств для творчества и дела. Но именно тогда я выиграла Дизайн Года и два золота в IDA Internatinal Design Award. А позже мы решили переехать в Чикаго, чтобы дать творчеству и профессии новую высоту. Чикаго в США – это как Питер в России: архитектура и искусство, центр конференций и выставок, вся индустрия, все коммуникации совершенно другого порядка. Большие креативные проекты идут сразу в мир, а не остаются экспериментами в институтах. Там все про творчество и про работу.
- Одна из твоих работ должна быть выставлена в Русском музее...
- Да, это эксперимент: 3D и генеративная графика, фотореалистичные рендер работы, цифровой арт – в классическом большом музее. Был организован международный конкурс. И мою работу вместе с другими финалистами со всего мира отобрали для выставки в Русском музее в Санкт-Петербурге. Немецкие организаторы перенесли выставку на 2021 год из-за пандемии и закрытых границ.
- Другая твоя работа фигурирует на обложке иностранного журнала? Чему посвящен номер?
- Это калифорнийское арт-издание, специальный выпуск, посвященный COVID-19. Мои же работы снаружи – биология, внутри – психология. Созданы средствами 3D рендеринга и цифровой живописи. И почти всегда это эстетика микромира. Что, видимо, сошлось со взглядом редактора на вирусную пандемию. Поэтому мою работу решили поставить на обложку. Но выпуск издания также перенесли из-за пандемии.
- Получается, все реальные «выходы в свет» твоих работ слетели?
- Что реально было — это проект коллаборации со Стэнфордским Университетом. Я сотрудничала с лабораторией биологии знаменитого ученого Кристин Жакоб-Вагенр (Dr. Christine Jacobs-Wagner). Они занимаются биологией клетки бактерий. Клетка здесь исследуется как организм, как прото-существо строгой геометрии и закономерностей. На примере того, как работает клетка, пытаются изучить зарождение жизни. Лаборатория предоставила мне визуализиции своих исследований и я интерпретировала, перессказала красоту внутренней жизни бактерий, дополнив научное изображение своей графикой. Одна из этих моих работ стала постером научной конференции института HHMI - Howard Hughes Medical Institute.
- Как бы ты описала современную визуальную культуру?
- До пандемии был широкий запрос на простоту, минимализм, ясность, рафинированность визуальных решений (эстетика интерфейсов, парадигма красоты и «модного» в инстаграмм). Это помогало нам усваивать потоки информации. Но это иллюзия, будто мир прост и ясен. На это возникла реакция – людям захотелось больше натуральности и вещественности картинки – возник тренд спонтанных снимков, небрежности, лоснящейся кожи, стало изысканным носить вещи из thrift store, after-party look. А сейчас, в эпоху пандемии, к сожалению, такие вольности не уместны, всё должно быть чистым и одноразовым. Мне верится, что это циклы, хотя за их сменой стоят реальные психологические и социальные необходимости, а не просто мода.
Я наблюдаю прекрасный крен в сторону какой-то спонтанности, случайной, «бытовой» эстетики, иронии и игры с неожиданными контекстами для обычных вещей..
Так активно эксплуатируется эстетика вульгарности. Некрасивая красота сейчас опять входит в верхние пласты не только высокой культуры, но и культуры массовой. Некрасивое теперь считается красивым в очень хорошем смысле этого слова. Например, раньше любимый людьми в быту шрифт Comic Sans считался позором у профессиональных дизайнеров. Сейчас он может выглядеть почти изысканно, если ему тонко придумано окружение.
- У кого-то из художников ты это наблюдаешь?
- Например, дизайнер Демна Гвасалия, основатель бренда Vetements, (бывший креативный директор Balenciaga). Его концепция - это и «пощёчина общественному вкусу», и реминисценция на grounge/punk, и умная улыбка, ответ на серьезность красоты. Приятно, что их одежда стала модной. Если бы не пятизначные ценники и популярность – то по духу они – новаторы и underground. Например, у них есть футболка с принтом – соединенные половины двух известных логотипов (DHL + Umbro). Для меня эта майка – флаг современности. Тут и скромность – упомянули два чужих имени вместо своего, тут и история – вспоминают старые и всем знакомые брэнды-символы; тут и рефлексия - не стали придумывать новое, "плодить сущностей сверх необходимого", а поработали с уже имеющимся; тут и обращение к зрителю – авторы знают, что люди поймут и угадают; тут и постмодернизм – смешивают абсурдное, неуместное; и конечно здесь ирония – подвергается сомнению авторитет и само понятие корпоративной культуры.
Теперь красота может быть всем, чем угодно.
Вообще, сейчас мир рассыпался на множества. Место есть любой парадигме красоты/уродства. Стилей тысячи. Как хорошо заметил теоретик цифровой культуры Лев Манович, стили можно уже изучать не по отдельности, а массивами. Но это всё равно гармоничная устойчивость, ведь для каждого существует только то, что он сам для себя выберет.
Вообще, мне кажется, мы уже устали от обилия умного, качественного, от впечатлений. Устали от гармоничных сочетаний и от продуманности. Хочется чего-то обратного.
Лично моя глубокая вера, что существует самая наивная, искренняя вульгарность и даже пошлость, которая как самая неприкосновенная святость. То, что мы можем увидеть на улице — скажем, женщина на рынке —типичный персонаж: с начесом, с очень ярким макияжем. Это свято, это трогать нельзя, это обсуждать нельзя. Это какая-то собственная единица какого-то смысла, красоты, веры в себя. Это абсолютная вещь. И более того — это большой ресурс для высокого искусства.
- То есть мода в высоком искусстве подсматривает тренды на улицах?
- Нет, это давно уже было. Мне кажется, что мы сейчас перешли в такую фазу, когда столько всего изобретено и столько всего придумано, все мыслимые сочетания уже перебраны, что уже мы имеем право на такую вольность, когда каждый голос может стать абсолютным. То же самое, как в какой-то период люди отказались от профессионально смонтированной работы репортеров и перешли на сторону блогеров, как они есть, с их зачастую профанными компетенциями, но у которых есть что-то такое неуловимое, чего людям не хватает — очень личное, очень глубокое – в общем, человеческий фактор. Мое благоговение к этому.
Один советский автор писал про репрессии, и у него есть такая глубокая фраза: «Цени убогость мысли». Он описывал сталинские лагеря, жизнь осужденных. Есть какая-то грань, до которой доходит человеческое сознание — и вот ее судить нельзя. То же самое здесь, хоть и не в таком драматическом контексте. Там было перенасыщение каким-то страданием, а у нас перенасыщение всем-всем. Поэтому суда не должно быть не над кем.
Работы Катерины Семенько представлены на ее сайте.
